Открыть пост.
Воздух звенит напряжением — капельной листвой, криком наднебесных птиц, журавлиными походками по кромке истаявшей воды. Лес снова шепчет и шелестит стосотенностью голосов своих — не зимнее стылое молчание давящего к земле снега, нет, это время ручьев по склонам холмов, свежей сочной листвы и добычи — для всех; но, конечно же, все никогда не может быть так прекрасно.
Чужие.
Смотрят.
Рыщут.
Таятся.
Предатели.
Воры.
Булат лично поймал эту одноглазую бестию-рысь, и лично же упустил ее сообщника-волка, который лишь мелькнул хвостом, по талой воде уходя от погони.
Булат никогда не жаловался на нюх, но даже он не смог бы догнать его по призрачным следам зыбких луж.
Кто это был? Бурая шерсть показалась ему слишком знакомой — и Булат собирался выяснить, кто.
Его легкая, летящая походка, ставшая такой за время ненадежного снежного наста под ногами, узнаваема — воин пробегается по поваленному дереву, не оставляя следов от когтей, стремительно взбегает вверх по холму — и ни скользкая земля, ни голые ветви деревьев совсем не мешают ему. Лапы — по брюхо в весенней грязи, и Булат брезгливо встряхивает шкурой, стараясь избавиться хотя бы от комков.
Прежде, чем войти в еще более грязную нору, он цепляет зубами колючку из хвоста, проворным щелчком резцов отправляя ее вон.
Теперь можно и поздороваться.
— Йасат, — кивает волк, протискиваясь в нору, вырытую под корнями дерева.
— Булат, — отвечает ему воин рангом пониже, оглядывая с головы до лап и едва ли не качая головой — знает, что раз он здесь, пленнице придется несладко.
Йасат ведет ухом, указывая на лежащую в дальнем углублении небольшую рыжую рысь с очень резко очерченными черным глазами и ушами. Впрочем — Булат быстро напоминает себе об этом, — одного глаза у нее все-таки нет.
— Я просто искала дом! — с порога огрызается она, вскочив со своего места, опасно напружинив лапы, напористо скалясь. — Ваша территория такая большая, что можно уж и отломить кусочек!
Дымчато-серый волк не показывает, как сильно он хочет сейчас укусить ее за эти наглые слова. Никто не будет говорить так о Востоке — никто не посмеет покушаться на его земли, будь это хоть бродяга, хоть одиночка, хоть северяне.
Воровка жмется к дышащей холодом земле.
Чужая.
Ничья.
— Вам можно здесь жить, — тон волка тих и спокоен. — Но не воровать у нас. Мы — хозяева этих земель, если ты не забыла, кошка. И мы знаем, что тебе кто-то помогал. Или ты думала, что сможешь использовать своего дружка вечно?
— Да.
— Нет!
Резкая вспышка злобы, кажется, потрясла рысь до глубины души — шерсть ее окончательно стала дыбом, острые когти вцепились в размякшую от воды землю.
Оскаленные прямо в морду волчьи клыки явились ей живым напоминанием о том, что следовало следить за тем, что говоришь.
— Ты даже едва ли представляешь, какое оскорбление нанесла королевской семье, — Булат знает, что не имеет права говорить от имени правящих волков, но пасти не закрывает и не прячет зубов. — И какое — еще более тяжелое — оскорбление нанес тот, кто тебе помогал.
— Ты можешь облегчить ему участь, — покосившись на собрата, Йасат вздыхает. — Если ты скажешь, кто он, нам не придется проверять всех.
— Да пропадите вы хоть все разом! — в сердцах кричит пришелица; ее короткий хвост нервно бьется, прижатый к животу. — Все волки, вы все!
Йасат отступает на шаг, изумленно прижимая уши, но Булат, кажется, нисколько не удивлен ее словами.
— Что и следовало доказать. Вот так мы и узнаём их нрав.
— Охотник это ваш! — рысь густо шипит, скаля игольные зубы, и ее зрачки — что два антрацитовых камня. — И пусть ему достанется посильнее, как и всем вам!
— Параури? — мгновенно догадывается младший воин, вспоминая коричневую шерсть, стремительно мелькнувшую за кустарником. — Он всегда был порядочным волком.
Ни один волк Востока никогда бы не обвинил собрата без должных доказательств, но здесь доказательства были налицо — все свидетели подтвердят одно и то же, все в стае прекрасно знают друг друга — и эта кошка, в конце концов, сама призналась в содеянном.
— Он помогал мне. Носил эту вашу добычу! Не дал мне умереть! — морда рыси морщится, и единственное, что остается видно — оскаленная в полуехидной полуухмылке пасть. — Не очень-то поохотишься с одним глазом, знаешь ли!
Булат скользит в сторону, не сводя с кошки стального взгляда и не прижимая направленных в ее сторону ушей.
Описывает медленный полукруг, подметая уверенно вздернутым хвостом потолок норы.
Затем второй — в обратную сторону.
И третий.
— Итак... Правильно ли я тебя понял?
Булат уж больше не скалит зубов, не рычит, вздыбив яростно шерсть.
Но в голосе его — стужа.
Но в голосе его — сталь.
— Не захотелось тебе самой марать лапы. И вот ты взяла в зубы палку, длинную палку по имени Восток. — в дыхании волка — хрип, как будто ему тяжело дышать. — Но это не палка, а змея...
В темных бусинках рысьих зрачков блеснуло что-то, что становилось похожим на страх.
— И клыки ее с нею.
Некоторое время он смотрит на пленницу, наблюдая, как ее шкуру пробирает усиливающаяся дрожь — и ничего не делает до тех пор, пока та не начинает отворачиваться, инстинктивно пытаясь спрятать взгляд от чего-то слишком страшного, чтобы смотреть на это в упор.
— Мне говорили, что Восточная стая не такая, как Северная... Отольются волку кошкины слезки... — шепчет рысь, и в уголках ее черных глаз — и взаправду слезы.
Булат не смеется даже — лишь хмыкает сдержанно, высокомерно.
Наглая.
Воровка.
Манипуляторша.
Злонравная.
Рыскала.
Искала.
Использовала.
Могла бы прийти и просить — Восточное королевство дало бы ей кров на условиях, устраивающих обе стороны.
Но она предпочла воровать.
Параури всегда верно служил короне — всегда приносил дичь, всегда выслеживал неукоснительно, всегда знал, где таятся самые жирные птицы, скрывая свои хрупкие гнезда — и был отменным птицеловом; Булату жаль его умения, пропавшие так даром, Булату жаль его семью, которая не заслужила такого, Булату жаль стаю, которая лишится охотника — но ему не жаль самого Параури. Это был его свободный выбор — помогать воровке и обманщице, и Булат не сомневался, что этот волк всегда помнил о правосудии.
Правосудии, которое обязательно настигнет.
Всех.
Воров.
Убийц.
Интриганов.
Дипломатов.
— Что ты хочешь сделать?
Йасат, как всегда, мягок и молчалив — он не был учеником старшего воина, не был его другом, не был и его врагом — один из тех, кто просто знакомый, кто просто находится рядом; один из тех, из-за кого и происходит подобное. Восток слишком мягок — Булат слишком строг. Стая не любит его — но все будут благодарны, когда никто больше не посмеет так нагло обращаться с Восточным королевством. Уважение достигается силой.
— Доложить королю. Они оба предстанут перед королевским судом — и я лично позабочусь о том, чтобы был вынесен самый жесткий приговор.
— Она не заслужила...
— Она использовала нас. Она думала, что мы мягкотело позволим это. Она воровала у нас именно тогда, когда нам самим требуется больше добычи.
Булат смотрит в глаза воину, и в твердом взгляде — ни злобы, ни ненависти. Пригладив торчащую колючими мокрыми клочками шерсть, он уходит, не оборачиваясь — сырая земля отзывается скрипом под его тяжелыми лапами.
Йасат оглядывается на пойманную рысь — и не утешает, видя, как она сжимается в комок, тщетно стараясь подавить рыдания.
